Вероника Мелан - Чейзер [litres]
Пыльно.
Лайзе казалось, что в утонувшем полумраке зала с высокими потолками, несмотря на наличие вытянутых окон, в воздухе кружились пылинки. Наверное, разыгралось воображение. Просто темно, неуютно, слишком гулко. Малейший звук здесь отдавался укоризненным эхом, и от этого хотелось стоять застыв. И молчать.
Невысокая будочка-парапет, наполовину пустой стакан с водой, пить которую отчего-то не хотелось. Казалось, затхлость тогда заполнит тело, и оно станет частью общей скрипучей декорации зала суда, куда Лайзу привели почти сутки спустя.
Сутки сидения в небольшой пустой комнатке с кроватью, стулом и постоянно закрытой дверью. Сутки тишины и времени на раздумья.
Она сумела восстановить в памяти многое, но не все: собственную квартиру и слезы, что хлынули водопадом, стоило Чейзеру шагнуть за дверь, отчаяние, страх, беспросветность. То глупое решение — желание ощутить на щеках ветер, — что в итоге привело к катастрофе. Вспомнила, как насиловала железного коня, отчаянно вращая ручку газа, как юлило под колесами мокрое шоссе, как вдруг вылетела на встречку машина…
А вот дальше терялось.
Наверное, была травма, наверное, она ударилась, упав с мотоцикла, но откуда-то взявшийся доктор прямо там, у дороги, за тот короткий отрезок времени, что у него был (она долго пыталась состыковать временные промежутки по внутренним ощущениям и часам), сумел залатать ушибы (ссадины, переломы? Ведь кровью были залиты не только штаны, но и воротник) так ладно, что не осталось ни одного синяка.
Как?
И где были те синяки?
Почему кровью пропиталась вся одежда, но Лайза не смогла отыскать на себе ни единой шишки?
А на обочине точно стояло два автомобиля — она могла в этом поклясться: один синий фургон, докторский, а второй Чейзера — его бы она узнала где угодно. Значит, Мак тоже был там. Приехал, пытался помочь ей, а затем вызвал доктора.
При мыслях об этом сердце исходило горечью, болью и нежностью. Он пытался. Наверное, пытался что есть сил и даже сделал что-то, из-за чего они теперь здесь, в Комиссионном зале суда.
Создатель, какая же она была дура, что допустила все это: этот кошмар, этот горб на ровном полотне жизни, этот судный день, что не сулит в итоге ничего хорошего.
Ровные голоса, отрешенные лица и взгляд, который она все это время пыталась поймать — тщетно; Аллертон напоминал сидящую в огороженном низкими деревянными перилами углу статую. Застывшее лицо, непроницаемое выражение и боль, застывшая в глубине глаз. Она не видела их — он смотрел в окно, — но чувствовала. Ни слова, ни поворота головы, ни единой эмоции, пока один из представителей Комиссии, тот, что сидел посередине, ровно зачитывал строки.
— …имя пострадавшей — Лайза Дайкин. Применительно к ней было произведено формирование энергоструктуры, именуемой Печатью Воина. — Голова поднялась от бумаг; немигающий взгляд уставился прямо на нее. — Мисс Дайкин, просьба отвечать на вопросы честно, иначе детектор засечет колебания графика, и мы будем вынуждены применить меры, чтобы произвести дополнительное дознание. Это понятно?
— Да, — она едва сумела выдавить из пересохшего горла это хриплое слово и закашлялась. Все-таки отпила воды. Поморщилась от неприятного вкуса.
— Говорите только правду. Четко, коротко, по существу. Вопрос первый. Вы знали о том, что обвиняемый в нарушении пункта 2.2D.4 Мак Аллертон применил по отношению к вам запрещенный метод воздействия?
Справа, оттуда, где стояли пустые лавочки, раздался раздраженный голос:
— Он сделал это для того, чтобы спасти ей жизнь. Нет другого метода перелить энергию в человека…
— Мистер Лагерфельд! — жестко прервал один из обвинителей. — Вам вопросы будут заданы, когда придет время. Если вы еще раз позволите себе…
Окончание предложения Лайза не услышала, потому что на нее обрушился шквал эмоций — значит, вот что произошло! Мак привел в действие какое-то заклятие, чтобы спасти ее до приезда доктора. Значит, она действительно пострадала и пострадала так сильно, что… умирала? Неужели умирала? Создатель помоги ей… и ему! Тому, кто теперь сознательно избегал кинуть в ее сторону даже короткий взгляд.
— Мисс Дайкин?
Лайза вздрогнула и с трудом сместила взгляд с лица Чейзера на говорившего.
— Да?
— Это ответ на вопрос?
— Простите…
— Должен ли я повторить вопрос?
— Нет-нет… — Чтобы вспомнить четкую формулировку звучавших слов, пришлось напрячься. — Знала ли я? Нет, я не знала, потому что была без сознания… Я пыталась уйти от…
— Это не важно, — ее грубо оборвали. — Повторяю, ответы должны быть короткими и по существу.
Но ведь они и есть по существу!
Лайза тут же вынырнула из того сонного состояния, что преследовало ее в последние часы, и вскипела: если ей не позволят объяснить причины действий Мака, тот может серьезно пострадать! Как они смеют обрывать?!
— Но ведь это по существу…
— Нет.
Короткий, как удар хлыста, ответ. Лайза сжала зубы и умолкла. Покосилась туда, где сидел доктор, почувствовала его немую поддержку.
— Значит, о применении запрещенного метода вы не знали. Перед тем, как метод был применен, был ли вам задан вопрос о согласии стать женщиной обвиняемого?
— Что вы имеете в виду?
Самый правый из трех, тот, что задавал вопросы, укоризненно нахмурил брови и недовольно пояснил:
— До сегодняшнего момента звучала ли по отношению к вам фраза «Стань моей Женщиной»?
Она едва не поперхнулась.
— Зачем вам это? Какое это имеет отношение к де…
— Отвечайте!
— Да, звучала. — Лайза сконфузилась. Ведь это личное дело двоих, причем здесь Комиссия?
— Было ли вами дано согласие?
Ее ступни приросли к полу, а сердце бросилось в предательский галоп. Здесь бы ответить «да». Наверное, это очень важно, раз они спрашивают, тем более, сейчас бы она с удовольствием ответила «да», но тогда… Тогда не ответила, не смогла… А теперь жалела. Но что важнее — прошлое или настоящее? Сейчас бы она отдала все на свете, чтобы повернуть время вспять и проговорить две заветные буквы вместе трех ошибочных. Сейчас бы она выпрыгнула из-за парапета и бросилась прямо туда, в огороженную зону, где, не поворачивая головы, сидел Мак.
— Мисс Дайкин, у вас зафиксировано ускорение пульса выше предельной нормы. Если вы обдумываете вариант ложного ответа, Комиссия назначит за него наказание.
Она выпила воды — поганой затхлой воды, лишь бы не открывать рот. Почему тогда не произнесла «да»? Почему? Дура!!!
А теперь правда. И ничего кроме правды.
— Нет. — Выпало наружу скользкое и вялое, как кусок обляпанного пылью желе, слово.